Впоследствии Гарри никак не мог припомнить, каким образом ему удалось пережить экзамены, когда он с минуты на минуту ожидал, что в дверь ворвётся Вольдеморт. Однако шёл день за днём, а Пушистик несомненно всё ещё сидел за запертой дверью, живой и невредимый.

Стояла страшная жара; особенно душно было в больших кабинетах, где их всех собирали для письменных контрольных. На каждый экзамен им выдавали особые перья, заговоренные против списывания.

Кроме контрольных, надо было сдавать ещё и практические экзамены. Профессор Флитвик вызывал их по одному в свой класс – с тем, чтобы они заставили ананас отплясывать на парте чечётку. Профессор Макгонагелл наблюдала, как они превращают мышей в табакерки; оценка была тем выше, чем красивее получалась табакерка, но снижалась, если на ней оставались усы. Снейп нагнал на них страху, стоя за их спинами, пока они пытались вспомнить, как готовится зелье от забывчивости.

Гарри старался, как мог. Он пытался не обращать внимания на острую боль во лбу, не оставлявшую его с самого ночного путешествия в лес. Невиль думал, что Гарри просто очень волнуется перед экзаменами, потому что Гарри почти не спал. На самом же деле, стоило ему сомкнуть глаза, как к нему снова являлся его знакомый кошмар, только во много раз хуже – теперь в нём была ещё тёмная фигура под капюшоном, залитая кровью.

Оттого ли, что они не видели того, что в лесу пришлось увидеть Гарри, или оттого, что у них во лбу не горел шрам, но Рон и Гермиона не так уж беспокоились о философском камне. Конечно, они боялись появления Вольдеморта, но всё же он не являлся к ним во сне, а учёбой они были заняты так плотно, что на мысли о том, что задумал Снейп (или кто бы то ни было другой) у них просто не оставалось времени.

Самым последним экзаменом была история магии. Ещё один час – который они провели, отвечая на вопросы о спятивших старых колдунах, которые изобретали что-нибудь наподобие котлов с самоперемешиванием – и они будут наконец свободны, на целую блаженную неделю, пока не объявят результаты экзаменов. Когда призрак профессора Бинса велел им положить перья и свернуть пергаменты, Гарри присоединился к общему ликованию.

– Даже легче оказалось, чем я думала, – сказала Гермиона, когда они вышли на залитый солнцем двор, где, похоже, собралась вся школа. – Про кодекс оборотней 1637 года ^[50] и восстание Эльфрика Жадного можно было и не учить.

После каждого экзамена Гермиона обычно садилась разбирать свои ответы, но на этот раз Рон заявил, что его от этого стошнит, так что они направились к озеру и плюхнулись на берегу в тени от большого дерева. Неподалёку братья Уизли и Ли Джордан щекотали под щупальцами гигантского спрута, который выплыл погреться на мелководье.

– Всё, конец занятиям, – радостно вздохнул Рон, растянувшись на траве. – Эй, Гарри, гляди веселей – у нас впереди ещё целая неделя. Пока мы не узнаем, что завалили экзамены, беспокоиться не стоит.

– Хоть бы знать, что это означает, – не выдержал он. – Мой шрам всё болит и болит. Раньше так тоже бывало, но чтобы так часто – никогда.

– Да я не болен, – сказал Гарри. – Я так думаю, это предупреждение какое-то… Грядёт что-то ужасное…

– Ладно тебе… Гермиона правильно говорит – пока Дамблдор здесь, камень будет цел. К тому же, никто не сказал, что Снейп знает, как Пушистика обойти. Он уже один раз чуть без ноги не остался – что-то мне кажется, что ему не особо хочется ещё раз пробовать. А уж чтобы Хагрид Дамблдора подвёл – да Невиль раньше за сборную Англии в квиддич играть будет.

Гарри кивал, но его не оставляло какое-то грызущее чувство – словно он что-то забыл, что-то очень важное. Он попробовал выразить это чувство словами, но Гермиона не дала ему закончить:

– Это всё экзамены. Я прошлой ночью тоже проснулась, и пока не прочла свои конспекты по превращениям до середины, не вспомнила, что мы их уже сдали.

Гарри, впрочем, был твёрдо уверен, то к занятиям его чувство никакого отношения не имело. Он следил за совой, которая летела, пересекая безоблачное ярко-голубое небо по направлению к школе, сжимая письмо в клюве. Хагрид – только он посылал Гарри письма. Хагрид Дамблдора никогда не подведёт. Хагрид никогда никому не расскажет, как справиться с Пушистиком… никогда… разве что…

– Мне просто одна мысль в голову пришла, – сказал Гарри. Краска сошла с его лица. – Надо идти к Хагриду. Прямо сейчас.

– Вам не кажется, что это немного странно, – ответил Гарри, карабкаясь по заросшему травой склону, – что Хагриду хотелось дракона больше всего на свете, и тут совершенно случайно появляется какой-то незнакомец с яйцом подмышкой?

Подумайте – много ли народу бродит в округе с драконами, если это запрещено? Им просто удивительно повезло, что Хагрид подвернулся, а? И как же я раньше-то не заметил?

Хагрид сидел в кресле на крылечке своей избушки. Закатав штаны и завернув рукава, он лущил горох в огромную бадью, стоящую перед ним.

Помнишь, как ты выиграл Норберта тогда ночью в деревне? Тот бродяга, с которым ты в карты сел играть, как он выглядел?

– Да нет, в этом ничего такого особенного, в "Кабаньей Голове", то есть в таверне этой, завсегда тот ещё народец. Может, он драконами торговал, откуда ж мне знать. Я лица-то его не разглядел, потому как оно под капюшоном было.

– Ну, может, пару раз, когда к слову пришлось, – сказал Хагрид. Он наморщил нос, вспоминая. – Ну да… Он, значит, спрашивает, где я работаю, а я и отвечаю – егерь я, в школе… Потом поговорили чуток про зверьё разное, за которым я тут приглядываю… Тут я и говорю – эх, говорю, а пуще всего мне бы дракона хотелось…

Да. Ну вот, а он и говорит – а у меня как раз драконово яйцо, давай, мол, сыграем, а коли выиграешь – твоё будет… Только он его не в любые руки отдавал, всё допытывался, справлюсь ли я… Ну, я ему так и сказал – эх, парень, да после Пушистика мне море по колено…

– А он… Ему про Пушистика интересно было? – спросил Гарри, стараясь сдержать волнение в своём голосе.

– Э-э-э… Да вроде… Ну, ясно дело – не кажный же день на трёхголового пса-то наткнёшься, даже пусть и в Хогвартсе, верно? Я, значит, и говорю: с Пушистиком дурацкое дело – не хитрое, только к нему подход нужен. Знать надо, как его успокоить – музыки какой ему сыграешь, или споёшь, так его сразу и в сон клонит ^[51]…

– Эх ты ж! – выпалил он. – Ну кто меня за язык тянул, вам-то это рассказывать! Считайте, что я ничего не говорил. Эй, вы куда помчались?

Гарри, Рон и Гермиона не проронили ни слова, пока не добежали до парадной двери. В приёмной зале, после жаркого летнего марева снаружи, было мрачно и пробирало холодом.

– Надо идти к Дамблдору, – сказал Гарри твёрдо. – Хагрид рассказал незнакомцу, как обойти Пушистика. Под этим плащом точно был или Снейп, или сам Вольдеморт - а чтобы вернее было, он Хагрида подпоил. Только бы Дамблдор нам поверил.

Флоренций может подтвердить, если Бэйн, конечно, не будет против. На каком этаже кабинет Дамблдора?

Они разом оглянулись, словно надеясь увидеть большую стрелку, показывающую в правильном направлении. Им никто никогда не говорил, где живёт Дамблдор, и они не могли припомнить, чтобы к нему кого-нибудь посылали.

– Придётся… – начал Гарри, но в другом конце залы вдруг гулко раздался чей-то голос:

– Нам нужно к профессору Дамблдору, – ответила Гермиона, удивив Гарри и Рона своей храбростью.

– К профессору Дамблдору? – повторила профессор Макгонагелл, как будто они затевали что-то подозрительное. – Зачем?

– Это… это – секрет, – сказал он, и немедленно пожалел об этом – крылья длинного носа профессора Макгонагелл яростно затрепетали.

– Профессор Дамблдор отбыл десять минут тому назад, – сказала она холодно. – Он получил срочную сову из министерства и незамедлительно вылетел в Лондон.

– Профессор Дамблдор – весьма значительный колдун, Поттер, у него, как вы можете себе представить, довольно много дел…

– Профессор, я думаю… Я уверен, что Сн… Что кто-то замышляет его украсть. Нам очень нужно поговорить с профессором Дамблдором.

– Профессор Дамблдор завтра вернётся, – вымолвила она наконец. – Я не знаю, откуда вам известно про камень, но позвольте мне заверить вас, что украсть его невозможно – он слишком тщательно охраняется.

– Извините, Поттер, я знаю, что говорю, – сказала она решительно. Потом она нагнулась и стала собирать рассыпавшиеся книги. – А теперь идите на улицу, погрейтесь на солнышке.

– Сегодня ночью, – сказал Гарри, убедившись, что профессор Макгонагелл их больше не слышит. – Этой ночью Снейп полезет в люк. Он всё, что нужно, уже знает, а теперь и Дамблдор ему не сможет помешать. Спорим, это он сову послал. То-то удивятся в министерстве, когда Дамблдор туда явится.

– Зачем же сидеть в четырёх стенах в такой чудный день, – сказал он, и губы у него сложились в странную, кривую усмешку.

– Вам стоило бы поостеречься, – сказал Снейп. – Уединились, шепчетесь – вдруг кто-нибудь подумает, что вы что-то замышляете. Грифиндору штрафные очки теперь и вовсе ни к чему, не правда ли?

– А вас, Поттер, я предупреждаю – ещё одно ночное путешествие, и я лично позабочусь о вашем исключении. Приятной прогулки.

– Значит, действовать будем так, – торопливо зашептал он. – Одному из нас придётся следить за Снейпом – нужно стеречь его у дверей учительской, и как только он выйдет, глаз с него не спускать. Гермиона, это будет твоя работа.

– Потому, – сказал Рон. – Ты можешь сделать вид, что ждёшь Флитвика. Ну, как ты там обычно… "Ах, профессор Флитвик," – запищал он, – "я так волнуюсь, так волнуюсь, мне кажется, я неправильно ответила на вторую часть четырнадцатого вопроса…"

Однако эта часть операции потерпела полный провал. Как только они дошли до двери, отделявшей Пушистика от всей остальной школы, в коридоре появилась профессор Макгонагелл, и на этот раз терпение у неё лопнуло.

– Вам, вероятно, кажется, что вас обойти сложнее, чем все наговоры, вместе взятые! – бушевала она. – Довольно! Я не потерплю подобной ерунды! Если я ещё раз застану вас около этой двери, Грифиндор недосчитается ещё пятидесяти очков! Нечего так смотреть на меня, Уизли – да, я готова наказать свой колледж!

Гарри и Рон побрели в общую комнату. Не успел Гарри сказать: "Ну, хотя бы Гермиона за Снейпом присматривает", как портрет Толстой Дамы откинулся, и Гермиона залезла внутрь.

– Гарри, прости, пожалуйста! – сбивчиво объясняла она, чуть не плача. – Снейп вышел, и он спросил, что я здесь делаю, а я сказала, что я жду Флитвика, а Снейп сказал, что он сейчас за ним сходит, и ушёл, а я еле успела убежать, и я совсем не знаю, куда он пошёл…

– Сегодня ночью я туда иду, и я выкраду камень, прежде чем до него доберётся кто бы то ни было.

– Нельзя! – сказала Гермиона. – Ты же слышал, что сказали Макгонагелл и Снейп. Тебя же исключат!

– Ну и что!!! – закричал Гарри. – Вы что, не понимаете, что ли? Если камень достанется Снейпу, то Вольдеморт сможет вернуться! Вам что, не рассказывали, каково оно было, когда он пытался свою силу утвердить? Исключат! Да исключать-то неоткуда будет! Он же весь Хогвартс с землёй сравняет, или наизнанку вывернет, устроит здесь школу чёрных искусств! Подумаешь, штрафные очки – это же всё теперь бессмысленно, неужели не ясно? Как будто если Грифиндор выиграет кубок, Вольдеморт ваши семьи в награду не тронет! Если попадусь – ну, тогда поеду обратно к Дурсли, подожду, пока он меня там разыщет. Может, погибну чуть позже, вот и вся разница, потому что на чёрную сторону я ни за что не перейду! Я сегодня ночью иду через люк в подвал, и что бы вы двое тут ни говорили, меня это не остановит! Если вы забыли – моих родителей он уже убил!

– Я пойду под накидкой-невидимкой, – сказал Гарри. – Мне просто повезло, что я её обратно получил.

– Ни за что, – сказала Гермиона бодро. – Тебе без нас до камня не добраться. Вот что, я, пожалуй, пойду, загляну в кое-какие книжки, может, найду что-нибудь полезное…

– Это мы ещё посмотрим, – мрачно отозвалась Гермиона. – Флитвик мне шепнул по секрету, что у меня за контрольную пять с двумя плюсами. Меня теперь так просто не выгонишь.

После ужина они расселись по разным углам общей комнаты. К ним никто не приставал; в конце концов, всё, что Грифиндоры хотели сказать Гарри, они уже сказали. На этот раз подобное обстоятельство их нисколько не огорчало. Гермиона листала свои конспекты в надежде на то, что там упоминается хотя бы одно из заклинаний, с которыми им придётся сегодня встретиться. Гарри и Рон сидели молча. Оба они перебирали в голове планы на предстоящую ночь.

– Пора нести накидку, – пробормотал Рон, наблюдая за Ли Джорданом, который пошёл к двери, потягиваясь и зевая.

Гарри взбежал вверх по лестнице, ведущей в общежитие, где было уже темно. Он вытащил накидку; потом глаза его упали на флейту – рождественский подарок Хагрида. Он сунул её в карман – петь Пушистику колыбельные ему не очень хотелось.

– Накидку лучше надеть прямо тут. Постарайтесь натянуть поплотнее, чтобы она вокруг всех троих обернулась – а то если Филч увидит одну из наших ног, которая гуляет сама по себе…

– А что это вы делаете? – вдруг раздался голос из угла. Из-под кресла выполз Невиль, крепко сжимая свою жабу по имени Тревор, которая явно намеревалась попробовать в очередной раз вырваться на свободу.

Гарри бросил взгляд на циферблат больших напольных часов у двери. Нельзя было терять ни минуты; возможно, Снейп уже убаюкивал Пушистика.

– Не смей меня идиотом обзывать! – сказал Невиль. – Я думаю, что с вас достаточно нарушать правила! И вообще, ты сам меня учил за себя постоять!

– Чудесно, но не против нас же! – гневно закричал Рон. – Невиль, ты понятия не имеешь, во что ты ввязался.

Руки Невиля приросли к его бокам; ноги составились вместе. Всё его тело словно окаменело. Он пошатнулся на месте и рухнул плашмя, лицом вперёд, прямой, как доска.

Гермиона подбежала и перевернула его на спину. Его челюсти были плотно сжаты, так что говорить он не мог. Двигались одни лишь глаза, которые он в ужасе переводил с одного лица на другое.

Они ещё только начали – а бедняга Невиль уже остался лежать без движения. Это было явно недобрым предзнаменованием, и на душе у них было неуютно; любая тень от статуи казалась им теперь Филчем, крадущимся за ними по пятам, любой сквозняк напоминал о Брюзге, готовом броситься на них из-под потолка.

Они спустились по первой лестнице и сразу же заметили Миссис Норрис, которая как раз вышла на ту же самую площадку.

– Ну давай её пнём, ну, хоть разочек! – прошептал Рон Гарри на ухо, но тот покачал головой.

Они осторожно обошли кошку; она устремила свои глаза-плошки прямо сквозь них, но ничего не сделала.

Им удалось добраться до самой лестницы на третий этаж, ни на кого больше не наткнувшись. Здесь Брюзга порхал над ступеньками, выдёргивая и сминая ковровую дорожку, в надежде, что кто-нибудь зацепится и упадёт.

– Кто идёт? – сказал он вдруг, когда они поравнялись с ним; его злобные чёрные глазки сузились. – Хоть мне вас и не видать, я-то знаю, что вы здесь. Или призрачки, или привиденечки, или мяконькие школьнички?

От неожиданности Брюзга чуть не свалился. Он едва успел остановить падение и завис в полуметре от ступенек.

– Ах, прощения просим, ваша кровавость, дорогой сэр, любезный Барон, – запел он льстивым, жирным голосом. – Ошибочка вышла, оплошность случилась… Ошибочки всегда возможны... Не заметил, не распознал… Да и как распознаешь – вы же невидимы, хи-хи-хи… Всего лишь шутка, благородный сэр простит несчастненькому Брюзге, не правда ли, сэр…

– Несомненно, сэр, а как же, всенепременно, – ответил Брюзга, взлетая снова. - Надеюсь, дело обернётся в лучшую сторону, милый Барон, а я уж мешать не стану.

Вид этой полуоткрытой двери с новой силой напомнил им о той опасности, которая ждала их за ней. Не снимая накидки, Гарри повернулся к Рону и Гермионе лицом.

Вместе со скрипом двери до них донеслось низкое ворчание. Пёс их не видел, но все три его носа бешено принюхивались в их направлении.

Он поднёс к губам Хагридову флейту и подул. Никакой связной мелодии у него не выходило, но едва прозвучала первая нота, глаза у чудовища начали слипаться. Рычание постепенно затихло; пёс зашатался, потом передние лапы у него подогнулись и он опустился на пол, объятый глубоким сном.

Они выскользнули из-под накидки и подкрались к люку. Проходя мимо трёх огромных голов, они ощутили на себе горячее, смрадное дыхание.

– Кажется, люк я могу откинуть, – сообщил Рон, едва выглядывая из-за собачьей спины. – Гермиона, хочешь – иди первая?

Рон скрипнул зубами и осторожно перешагнул через одну из лап. Он нагнулся и с натугой потянул за кольцо в люке. Крышка откинулась в сторону; проход был открыт.

– Ты хочешь вперёд? Уверен? – сказал Рон. – Знаешь, отсюда не видно, какой эта штука глубины. Давай флейту Гермионе, только чтобы это чудище не проснулось.

Гарри передал флейту. Нескольких мгновений тишины было достаточно, чтобы пёс снова заворчал и задёргался, но как только Гермиона заиграла, он снова крепко заснул.

Он опускался до тех пор, пока не повис на кончиках пальцев. Тогда он поглядел вверх на Рона и сказал:

И Гарри отпустил руки. Мимо него засвистел холодный сырой воздух, он падал всё быстрее, всё дальше…

Он сел и вслепую зашарил руками вокруг себя – глаза у него ещё не привыкли к темноте.

– Всё в порядке! – крикнул он вверх, где светился крохотный, с почтовую марку, прямоугольник люка. – Здесь мягко, можно прыгать!

– Понятия не имею, вроде растение какое-то. Наверное, нарочно положили, чтобы мягче было. Гермиона, давай!

Она вскочила и с трудом отбежала к влажной стене в нескольких шагах. Ей пришлось изрядно потрудиться, потому что растение уже начало закручивать змеевидные отростки вокруг её щиколоток. Гарри с Роном и не заметили, что их ноги уже были крепко обвязаны длинными стеблями.

Гермиона успела освободиться прежде, чем куст смог ухватить её, и теперь с ужасом наблюдала, как мальчики пытались вырваться из объятий растения, но чем отчаяннее они боролись, тем плотнее и быстрее оно их обвивало.

– Я так рад, что мы наконец-то узнали его название! Уж теперь-то оно нам не страшно! – прорычал Рон, пытаясь не дать кусту обмотаться вокруг своей шеи.

– Вспоминай скорее, я задыхаюсь! – прохрипел Гарри, и ещё один отросток ухватил его поперёк груди.

– Ах, ну да! – сказала Гермиона, выхватила свою палочку, взмахнула ею и выпустила на куст язык того же самого васильково-синего пламени, которое она испробовала на Снейпе. Не прошло и минуты, как мальчики почувствовали, что растение ослабило хватку, съёживаясь от света и жара. Извиваясь и хлеща ветвями в воздухе, оно отступало, освобождая их из своих пут.

– Сюда, – сказал Гарри, указывая на каменный тоннель, который был единственным выходом.

Кроме их собственных шагов, тишину нарушали лишь струйки воды, журчавшие по стенам. Тоннель плавно уходил вниз, напомнив Гарри о Гринготте. Когда он вспомнил, что сейфы в колдовском банке охраняют драконы, в животе у него похолодело. Если им сейчас повстречается дракон, настоящий, взрослый дракон… Они и с Норбертом не знали, что делать…

Они дошли до конца каменного коридора. Перед ними была залитая ослепительным светом комната; высокий сводчатый потолок сходился в арку. Она была полна небольших птиц, которые порхали и кувыркались, сверкая, как драгоценные камни. В противоположной стене была тяжёлая с виду деревянная дверь.

– Наверное, – сказал Гарри. – Вообще-то они выглядят не очень опасно. Разве что все вместе бросятся… Всё равно, другого пути нет. Я побегу первый.

Он набрал побольше воздуха, закрыл лицо руками и помчался, пересекая комнату наискосок. Он ожидал, что в него сейчас вопьются сотни острых когтей и клювов, но ничего подобного не случилось – до двери он добрался совершенно невредимым.

Рон и Гермиона быстро присоединились к нему. Они все вместе некоторое время толкали и тянули дверь, но она не поддавалась. Гермиона попробовала применить заклинание "Alohomora", но и это не помогло.

Они посмотрели на птиц, которые кружили у них над головой, отбрасывая на стены блики. Блики?

– Никакие это не птицы! – вдруг сказал Гарри. – Это ключи! Летучие ключи - присмотритесь. Значит, тут где-то…

Он начал оглядываться; Рон с Гермионой, сощурившись, внимательно следили за стайкой ключей.

Они схватили по помелу и взмыли в воздух, врезавшись в облако ключей. Зачарованные ключи ныряли и уворачивались от их рук так быстро, что поймать их было совершенно невозможно.

Однако Гарри не зря был самым юным искателем за последнее столетие – у него был талант видеть то, что другим видно не было. Полетав с минуту в вихре разноцветных перьев, он приметил большой серебряный ключ, одно крыло которого было погнуто, словно его уже один раз поймали и грубо запихнули в скважину.

– Вот он! – закричал он. – Вот этот – большой… Вон он… Нет, вон там… С ярко-синими крыльями, и перья с одной стороны все помятые.

– Надо его окружить! – крикнул Гарри, не спуская глаз с ключа с повреждённым крылом. – Рон, ты давай сверху… Гермиона, держись под ним, не давай ему нырять, а я буду ловить. Раз, два… Полетели!

Рон спикировал, Гермиона свечкой пошла вверх, ключ ловко увернулся от них обоих, и Гарри понёсся в погоню. Ключ направился к стене, Гарри наклонился вперёд и прижал его одной рукой к каменной кладке. Раздался нехороший хруст. Рон и Гермиона завопили от радости, и их крики эхом отдавались по всей комнате.

Они быстро спустились вниз, и Гарри подбежал к двери, пытаясь удержать бьющийся в руках ключ. Он засунул его в замок и повернул. Ключ сработал – замок щёлкнул, и в ту же секунду ключ вырвался и снова взлетел. Вид у него теперь был совсем потрёпанный.

В следующей комнате было очень темно, так что поначалу им ничего не было видно, но как только они переступили порог, вспыхнул яркий свет, открыв их глазам поразительную картину.

Они стояли на краю гигантской шахматной доски, за чёрными фигурами, которые были выше их ростом и казались вырезанными из чёрного камня. На другой стороне комнаты, обратившись к ним, стояли белые фигуры. Гарри, Рон и Гермиона вздрогнули – лиц у фигур не было.

Он подошёл к всаднику на чёрном коне и протянул руку, собираясь до него дотронуться. Мёртвый камень сразу же ожил. Конь ударил в землю копытом, а всадник повернул в сторону Рона свою голову в тяжёлом шлеме.

Похоже, что фигуры всё слышали – не успел он закончить, как всадник, офицер и ладья сдвинулись со своих мест, повернулись спиной и ушли с доски, оставив свои клетки для Рона, Гарри и Гермионы.

Рон принялся управлять чёрными фигурами. Они молча перемещались туда, куда он их посылал. У Гарри тряслись коленки. А что, если они проиграют?

Когда белые взяли их коня, до них дошла серьёзность их положения. Белая королева одним жестоким ударом повалила всадника на пол и сволокла с доски; он остался лежать лицом вниз.

– Так надо было, – сказал Рон, но по нему было видно, что он тоже ошеломлён. - Гермиона, теперь ты можешь бить вон того офицера. Давай!

Когда они теряли одну из своих фигур, белые расправлялись с ней беспощадно; вскоре у стены образовалась довольно значительная куча безжизненных чёрных тел.

Раз или два Рон в самый последний момент замечал, что Гарри и Гермионе тоже грозила опасность. Сам он скакал по всей доске, и взял при этом почти столько же белых фигур, сколько они потеряли.

– Это шахматы! – сорвался Рон. – Тут иногда приходится жертвовать! Я пойду вперёд, и она возьмёт меня, и тогда ты, Гарри, дашь мат королю!

– Приготовились, – сказал Рон. Он побледнел, но на лице у него была написана решимость. – Ну, я пошёл. Когда выиграете, не торчите здесь долго.

Он прыгнул, и белая королева бросилась на него. Её каменная рука ударила Рона по голове, и он рухнул замертво. Гермиона страшно закричала, но осталась на своей клетке. Белая королева оттащила Рона в сторону. Похоже, что он был без сознания.

Белый король снял корону и швырнул её Гарри под ноги. Они победили. Фигуры расступились и склонились в глубоком поклоне, открыв дорогу к двери. Бросив последний отчаянный взгляд на Рона, Гарри и Гермиона помчались вперёд – через дверь и по следующему коридору.

– Сначала была Пророст – чёртов силок. Флитвик зачаровал ключи, Макгонагелл совершила превращение фигур – так, что они ожили… Остаётся заклинание Квиррела, и Снейп.

Их ноздри наполнились невыносимой вонью; оба они одновременно поднесли к носам полы своих мантий. На глаза у них навернулись слёзы. Прямо перед ними, распростёршись на полу, валялся тролль – ещё больше того, что напал на них тогда в туалете. На затылке у него сочился кровью здоровенный желвак.

– Хорошо, что хоть с этим драться не придётся, – прошептал Гарри, осторожно перелезая через толстенную ногу. – Пошли скорее, а то я сейчас задохнусь.

Он потянул за ручку следующей двери, наполовину не решаясь взглянуть на то, что ждало их за ней. Однако ничего ужасного он не увидел – перед ними был всего лишь стол, на котором в ряд были выстроены семь сосудов разной формы.

Это был не обыкновенный огонь; он был лилового цвета. В тот же миг в проёме двери напротив появилось чёрное пламя. Ловушка захлопнулась.

Гермиона схватила свиток, который лежал на столе рядом с бутылками. Гарри прочёл у неё через плечо:

Гермиона облегчённо вздохнула; к своему удивлению, Гарри увидел, что она улыбается – чего ему в этот момент хотелось меньше всего.

Головоломка. Многие известные колдуны совершенно не умеют логически мыслить. Над этим они будут биться до скончания века.

– Ни в коем случае, – сказала Гермиона. – Всё, что нам нужно, здесь уже написано. Семь бутылок; в трёх – яд, в двух – вино; одна позволит нам пройти через чёрный огонь, и ещё одна поможет вернуться обратно через лиловый.

Гермиона несколько раз перечла свиток. Потом она прошла вдоль ряда бутылок, касаясь их и бормоча что-то себе под нос. Наконец, она хлопнула в ладоши.

Берите мётлы в комнате с летучими ключами, они вас вынесут через люк и мимо Пушистика. Потом прямиком в совятню, и шлите Ядвигу к Дамблдору. Нам без него не обойтись. Я постараюсь Снейпа задержать, но если честно, он мне не по зубам.

Гарри глубоко вздохнул и взял в руки самую маленькую бутылочку. Потом он повернулся лицом к чёрному огню.

Его сразу же и в самом деле пронизало холодом. Он поставил бутылку на место и шагнул вперёд. Он видел, как языки чёрного пламени лижут его тело, и весь напрягся – но ничего не почувствовал. Несколько мгновений вокруг него бушевал чёрный огонь – и вот он уже на другой стороне, в последней комнате.