Филч отвёл их к профессору Макгонагелл, в её кабинет на первом этаже, и оставил сидеть. Они сидели и ждали, не обменявшись ни единым словом. Гермиона дрожала, как лист. В голове у Гарри веские причины гонялись за серьёзными основаниями и сталкивались с исчерпывающими объяснениями, но чем дальше, тем менее правдоподобно все они звучали. Было совершенно ясно, что на этот раз им не выкрутиться. Попались они серьёзно. Как же они могли допустить такую глупость - забыть накидку? Ни одно обстоятельство на свете не могло убедить профессора Макгонагелл, что им можно было этой ночью шататься по школе – а тем более лезть на самую высокую башню, которая была запретной в любое время, кроме уроков астрономии. А если прибавить к этому Норберта и накидку-невидимку… в общем, можно было начинать собираться.

А чтобы Гарри не думал, что хуже уже быть не может, профессор Макгонагелл появилась в кабинете, ведя за руку Невиля.

– Гарри! – выпалил Невиль, как только завидел их. – Я… я хотел тебя предупредить, потому что Малфой сказал, что он тебя поймает, и что у тебя есть дра…

Гарри изо всех сил затряс головой, чтобы Невиль поскорей заткнулся, но профессор Макгонагелл это заметила. Нависая над ними тремя, она, казалось, собиралась испепелить их таким языком пламени, какой Норберту и не снился.

– Вот уж от вас я такого никак не ожидала. Мистер Филч утверждает, что застал вас у астрономической башни. Уже час ночи. Извольте объясниться.

Гермиона впервые в жизни отказалась ответить на вопрос учителя. Она внимательно разглядывала свои тапочки, застыв неподвижно, как статуя.

– Что ж, мне и так всё понятно, – сказала профессор Макгонагелл. – Тут не требуется быть семи пядей во лбу. Вы наболтали Малфою чепухи про какого-то там дракона, чтобы выгнать его из постели и подставить под наказание. Его я уже поймала. Я полагаю, вы также находите забавным тот факт, что Лонгботтом услышал что-то краем уха и принял это за чистую монету?

Гарри встретился взглядом с Невилем и попытался разуверить его (без слов, конечно), поскольку Невиль выглядел изумлённым и обиженным. Бедняга Невиль! Гарри догадывался, чего ему стоило отправиться искать их ночью, в темноте.

– Отвратительно, – продолжала профессор Макгонагелл. – Четверо учеников в одну ночь! Ничего подобного мне и слышать не приходилось! Вы, мисс Грейнджер – я всегда считала, что у вас-то хватает здравого смысла. А что касается вас, Поттер – мне казалось, что честь Грифиндора для вас кое-что значит. Вы все трое будете наказаны. Да, включая и вас, Лонгботтом – что бы там ни было, это не даёт вам права бродить ночью по школе, это чрезвычайно опасно, особенно в последнее время. Грифиндору будет начислено пятьдесят штрафных очков.

– Пятьдесят?! – задохнулся Гарри. Но они же потеряют то преимущество, которое он выиграл в квиддич!

– Пятьдесят за каждого из вас, – сказала профессор Макгонагелл, тяжело сопя своим длинным острым носом.

– Попрошу не указывать мне, что я могу и чего не могу, Поттер. Отправляйтесь в постель. Никогда ещё мне не было так стыдно за учеников Грифиндора.

Они потеряли сто пятьдесят очков. Грифиндор таким образом оказывался на последнем месте. В одну ночь они лишили свой колледж всякой надежды завоевать кубок школы. У Гарри было такое ощущение, будто сердце его провалилось в желудок, да там и осталось. Как же им теперь быть?

Он всю ночь не сомкнул глаз. Рядом с ним Невиль всхлипывал в подушку – не переставая, часами. Ничего утешительного Гарри ему сказать не мог. Он знал, что Невиль, как и он сам, боялся прихода утра. Что будет, когда все остальные Грифиндоры узнают, что они натворили?

Сперва ученики Грифиндора, проходившие мимо огромных песочных часов, отмечавших положение колледжей, думали, что произошла какая-то ошибка. Как иначе было объяснить, у них вдруг оказалось на сто пятьдесят очков меньше, чем накануне? Потом, медленно, но верно, начался шёпот, пошли слухи: Гарри Поттер, знаменитый Гарри Поттер, герой двух квиддичных матчей – это он стоил им их места в общем зачёте, он и ещё парочка безмозглых первоклашек.

Из самого известного и уважаемого ученика в школе Гарри очень быстро превратился в самого презираемого. Даже Равенкло и Хафлпафы на него обозлились – всем давно хотелось, чтобы Слизерин наконец проиграл. Где бы Гарри ни появлялся, повсюду на него показывали пальцами и ругали его в полный голос, не стесняясь. Слизерины, напротив, взяли привычку хлопать и свистеть, когда он проходил мимо, и кричали ему в спину: "Эй, Поттер! Спасибо! Мы у тебя в долгу!"

– Дай им пару недель, и всё забудется. Фред и Джордж – они знаешь сколько очков напроигрывали за это время, а с ними всё равно все водятся.

– Ну да, – сказал Гарри, чувствуя себя очень несчастным. – Сто пятьдесят очков одним махом они, небось, никогда не теряли.

Заглаживать ошибку было уже поздно, но Гарри тем не менее дал самому себе обещание никогда больше не впутываться в то, что его не касается. Хватит с него секретов, тайных ходов и тому подобного. Ему было так стыдно, что он даже пошёл к Вуду и сказал, что он хочет отказаться от своего места в сборной.

– Отказаться? – прогремел в ответ Вуд. – Кому от этого легче будет? Если мы и в квиддич не сможем побеждать – как мы тогда будем очки обратно отыгрывать?

Но даже квиддич не приносил Гарри прежней радости. Никто из команды с ним во время тренировок не разговаривал, а если кому-то и надо было к нему обратиться, то называли его не иначе, как "искатель".

Гермиона и Невиль тоже страдали. Им приходилось не так туго, потому что они не были настолько известными, но с ними тоже никто теперь не говорил. Гермиона даже перестала постоянно привлекать к себе внимание на уроках; она сидела, опустив голову, и молча работала.

Гарри почти радовался, что до экзаменов оставалось недолго. Занятия и домашняя работа отвлекали его от мыслей о своих неприятностях. Он, Рон и Гермиона держались вместе, подальше от остальных, и засиживались допоздна, пытаясь запомнить рецепты сложных зелий, выучить наизусть заклинания и наговоры, зазубрить даты магических открытий и восстаний гоблинов…

Однако за неделю перед началом сессии решимость Гарри не вмешиваться не в свои дела внезапно подверглась серьёзному испытанию. Однажды после обеда он шёл один из библиотеки, и вдруг услышал чьё-то жалобное нытьё в кабинете, мимо которого он собирался пройти. Подойдя ближе, он узнал голос Квиррела:

В следующее мгновение он вылетел из кабинета, на ходу поправляя свой тюрбан. Он был очень бледен и чуть не плакал. Квиррел быстро скрылся из виду; Гарри был уверен, что он его не заметил. Он подождал, пока шаги Квиррела затихли в отдалении, и заглянул в кабинет. В нём было пусто, но дверь в противоположной стене была распахнута. Только пройдя половину пути к ней, Гарри вспомнил про своё обещание не совать свой нос куда не нужно.

Впрочем, он и так был готов поспорить на дюжину философских камней, что через эту дверь только что вышел Снейп. Судя по тому, что Гарри удалось подслушать, Снейп теперь должен был скакать по школе вприпрыжку – Квиррел, похоже, сдался.

Гарри вернулся в библиотеку. Гермиона гоняла Рона по астрономии. Гарри рассказал им об услышанном.

– Значит, Снейп своего добился! – сказал Рон. – Если Квиррел рассказал ему, как обойти наговор против чёрных сил…

– Может, Снейп догадался, как его одолеть, и без помощи Хагрида, – сказал Рон, оглядывая тысячи книг на полках вокруг них. – Наверняка где-нибудь тут стоит книга, в которой написано, как усмирять огромных трёхголовых собак. Что же нам теперь делать, Гарри?

В глазах у Рона снова зажёгся огонёк – он предвкушал приключение. Но Гермиона ответила раньше, чем Гарри успел открыть рот:

– Надо идти к Дамблдору. И вообще, это стоило сделать ещё давным-давно. Если мы снова что-нибудь сами откинем, нас точно исключат.

– Но мы же не сможем ничего доказать! – сказал Гарри. – А Квиррел, скорее всего, так напуган, что нашу историю подтверждать не станет. Снейпу стоит только сказать, что он не знает, кто впустил в школу тролля в канун Всех Святых, и что его ноги к третьему этажу и близко не было – как вы думаете, кому скорее поверят, ему или нам? Всем известно, что мы его терпеть не можем, Дамблдор сразу решит, что мы всё это выдумали, чтобы от него избавиться. Филч нам не подмога; он пальцем не пошевелит, даже если от этого его собственная жизнь будет зависеть, они со Снейпом – не разлей вода, с его точки зрения чем больше учеников наисключают, тем лучше. Да, и чтобы вы не забыли – нам ничего ни про камень, ни про Пушистика неизвестно. Попробуйте-ка теперь это всё кому-нибудь объяснить.

На Гарри так сильно подействовало всеобщее презрение по поводу потерянных очков, что про наказание он и думать забыл. Он не удивился бы, если бы Гермиона начала ныть, что таким образом бессмысленно пропадёт целый вечер, в то время, как они могли бы заниматься, но она не сказала ни слова. Как и сам Гарри, в глубине души она считала, что им досталось по заслугам.

Ровно в одиннадцать они пожелали Рону спокойной ночи и вместе с Невилем спустились в прихожую залу. Филч их уже поджидал – вместе с Малфоем. Про то, что Малфоя наказали вместе с ними, Гарри тоже успел забыть.

– Ну, теперь-то вы, небось, двадцать раз подумаете, прежде чем правила нарушать, а? – начал он, бросая на них злобные косые взгляды. – Да уж… Тяжкий труд - лучшее воспитание, я так считаю… Так жаль, что старые добрые способы наказания никто больше не применяет, совсем забросили… Подвесить бы вас к потолку на недельку… Кандалы-то у меня в кабинете так и лежат, я их всегда наготове держу, чистенькие, смазанные – вдруг да и пригодятся… Ну, поторапливайтесь, и про то, чтобы сбежать, даже и не мыслите – только хуже будет.

В темноте они отправились на другой конец лужайки. Невиль хлюпал носом. Гарри раздумывал, в чём же будет состоять их наказание. Наверное, что-то жуткое, иначе с чего бы Филч так радовался?

Сердце Гарри подпрыгнуло; если работать нужно будет с Хагридом, то это ещё ничего. Должно быть, на лице его отразилось что-то вроде облегчения, потому что Филч немедленно заскрипел:

– Ты что, думаешь, что тебе тут с этим грубияном развлекаться, что ли? Ну уж нет, мальчишка – вам дорога прямиком в лес, и если я не ошибаюсь, оттуда живыми не выходят!

– В лес? – повторил он, и голос у него разом потерял обычную наглую нотку. – Я не пойду ночью в лес – там полно всякого… Там, говорят, оборотни…

– А это теперь ваша забота, не так ли? – пропел Филч, не сдерживая злорадства. - Про оборотней-то не мешало бы подумать перед тем, как нашалить, а?

Навстречу к ним из темноты шагнул Хагрид; за ним бежал Клык. Хагрид нёс большой арбалет, а через плечо у него был перекинут колчан с короткими стрелами.

– Явился, не запылился, – сказал он. – Я тут уже полчаса как жду. Гарри, Гермиона, как оно там?

– На твоём месте я бы с ними особо не церемонился, Хагрид, – холодно заметил Филч, – это наказание, в конце концов.

– Так вот ты почему опоздал? – нахмурился Хагрид. – Морали им читал, значит? Выше себя берёшь. Ты своё дело сделал, теперь мой черёд.

– Я вернусь на рассвете, – сказал Филч. – Заберу то, что от них останется, - добавил он с неприятной усмешкой, повернулся и отправился обратно к замку.

Они некоторое время следили, как фонарь подпрыгивает в такт его шагам. Малфой повернулся к Хагриду.

– Я в лес не пойду, – заявил он, и Гарри с удовольствием услышал в его голосе неподдельный страх.

– Ежели хочешь продолжать тут учиться, так будешь делать, что тебе прикажут, - ожесточённо ответил Хагрид. – Набедокурил, теперь пришла пора отвечать.

– Но это же… это же для прислуги дело, не для учеников. Я думал, мы будем упражнения переписывать, или что-нибудь в таком роде. Если мой отец узнает…

– Так он тебе расскажет, каково оно в Хогвартсе бывает! – зарычал Хагрид. - Упражнения переписывать! Будто от этого кому горячо или холодно. Нет уж, или будешь помогать, или катись отседова. Если твоему папеньке приятней будет, чтобы тебя вышвырнули – давай, топай в замок, да начинай собираться! Чего стоишь?

– Ну, то-то же, – сказал Хагрид. – Значит, слушайте сюда – что мы сегодня делать будем, это здорово опасно, и я не хочу, чтобы вы нарочно нарывались. Ну-ка, отойдём в сторонку.

Хагрид подвёл их к самому краю леса. Потом, держа фонарь высоко над головой, он указал на узенькую, заросшую тропинку, которая вилась между огромными чёрными стволами и исчезала в чаще. Они заглянули в лес; налетевший ветерок взъерошил им волосы.

– Глядите во-он туда, – сказал Хагрид. – Видите, на земле светится что-то? Серебристое такое? Это будет кровь единорога. Единорог, значит, здесь бродит, и чтой-то его сильно поранило. За одну неделю второй раз уже. Прошлую среду я одного мёртвого нашёл. Нам, значит, этого теперь разыскать надо, бедняжку. Может статься, его пристрелить придётся, чтоб не мучился.

– А что, если нас сперва разыщет то, что ранило этого единорога? – спросил Малфой, на этот раз и не пытаясь скрыть ужас в своём голосе.

– В этом лесу ничего нет такого, что вам повредит, если я с вами, или Клык, - отозвался Хагрид. – И вот ещё что – с тропы не сходите. Ну, так, значит. Разделимся на двое, и пойдём по тропе в разные стороны. Там всюду крови набрызгано – небось, он ещё с прошлой ночи мечется.

– Дело твоё. Имей в виду, он трус порядочный, – сказал Хагрид. – Ну, тогда я, Гарри и Гермиона, мы пойдём в одну сторону, а Драко, Невиль и Клык, значит, в другую. Ежели кому из нас единорог попадётся, то тогда выстрелим зелёными ракетами, ясно? Ну-ка, доставайте палочки и попробуйте… Во, точно так. А если кто в переделку попал, пускайте красные ракеты, мы сразу на подмогу прибежим. Осторожней там только. Ну, пошли, что ли.

В лесу было тихо и очень темно. Пройдя несколько шагов, они увидели, что тропинка перед ними расходится; Гарри, Гермиона и Хагрид пошли налево, а Малфой, Невиль и Клык взяли вправо.

Некоторое время они шли молча, вперив глаза в землю. Сквозь густые кроны пробивался лунный свет, и на ковре из палых листьев то здесь, то там проступала серебристо-голубая кровь.

– А оборотни – может так быть, что один из них убивает единорогов? – спросил он.

– Не поспеет, – ответил Хагрид. – Единорога словить – дело нелёгкое. Они крепко волшебные создания, единороги. Я раньше никогда не знал, что его вообще повредить можно.

Они проходили мимо замшелого болота. Гарри слышал журчание воды; должно быть, где-то неподалёку протекал ручей. На тропе по-прежнему то и дело встречались капли крови единорога.

– Гермиона, как там дела? – спросил Хагрид шёпотом. – Ты не бойся. Если он так сильно поранился, то далеко ему не уйти, мы его скоро… За дерево, быстро!!!

Хагрид подхватил Гарри и Гермиону и перенёс их с тропы под толстенный дуб на обочине. Сам он вытянул стрелу, приладил её на арбалет и встал наизготовку. По опавшей листве невдалеке что-то прошуршало, словно кто-то волочил по земле полы накидки. Хагрид прищурился, вглядываясь, но через несколько секунд звук исчез вдали.

– Никакой это был не оборотень, и не единорог тоже, – мрачно сказал Хагрид. - Ну, пошли дальше. Держитесь-ка за мной, и не зевайте.

Они отправились дальше, на этот раз более медленно, напрягая слух и вздрагивая от малейшего шороха. Вдруг впереди, на небольшой поляне, они увидели, как что-то явственно двигалось.

На тропу медленно вышел… Был ли это человек, или конь? Выше пояса – несомненно человек, с рыжими волосами и бородой, но ниже начиналось блестящее лошадиное тело каурой масти, с длинным тёмно-каштановым хвостом. Гарри и Гермиона остолбенели.

– Доброго тебе здравия, Хагрид, – ответил Ронан. Голос у него был низкий и печальный. – Не собирался ли ты меня застрелить?

– Какая-то в лесу нечисть завелась, понимаешь. Да кстати – это вот Гарри Поттер, а это – Гермиона Грейнджер. В школе учатся. А вы двое – познакомьтесь, это Ронан. Он кентавр.

– Кое-чему. Ну что ж, – вздохнул Ронан. Он запрокинул голову и стал смотреть на небо. – Марс сегодня чрезвычайно ярок.

– Ага, – сказал Хагрид. – Слушай, хорошо, что мы на тебя наткнулись, Ронан, потому что тут, понимаешь, единорога кто-то подбил. Ты не видал, случаем?

Ронан ответил не сразу. Некоторое время он, не мигая, продолжал глядеть ввысь, а потом снова вздохнул.

– Это я понял, – сказал Хагрид, – но меня-то собственно интересует обстановка маленько поближе. Значит, ничего особенного не видал?

Меж деревьев что-то проскользнуло; Хагрид вскинул арбалет, но это оказался ещё один кентавр, вороной и черноволосый. Выглядел он гораздо более диким, чем Ронан.

– Да ничего себе. Слушай, я тут Ронана уже спрашивал, вы не приметили ли странного чего? Тут единорога кто-то зацепил – вам про это дело ничего не известно?

– Как же, наслышаны, – проворчал Хагрид. – Ну, в общем, если набредёте на что-нибудь, дайте знать, что ли. Мы пойдём, пожалуй.

Гарри и Гермиона вслед за ним покинули поляну, оборачиваясь через плечо на Ронана и Бэйна, пока деревья не скрыли их из виду.

– Эх, – раздражённо сказал Хагрид, – знал же ведь, что с кентавра прямого ответа спрашивать – гиблое дело. Звездочёты, чтоб их… Ничего, что ближе луны, их не колышет.

– Да порядком. Они в основном промеж себя держатся, но когда мне с ними поговорить требуется, они обычно выходят. Я на них не в обиде. Они, понимаешь, умные, кентавры-то… Знают про всякое разное… А вот трепаться не любят.

– Разве оно на копыта похоже было? Не, я так полагаю, это и есть то, что единорогов губит – никогда я ничего похожего не слыхал.

Тропинка пробиралась между густо растущими могучими деревьями. Гарри всё время нервно оглядывался. У него было странное чувство, будто за ними кто-то следил, и он был рад, что им достался Хагрид со своим арбалетом. Они как раз повернули, следуя за тропой, как вдруг Гермиона схватила Хагрида за руку.

Некоторое время они слышали, как он ломится напрямик через кустарник, но вскоре вокруг них снова сгустилась тишина, если не считать мягкого шелеста листьев. Они стояли, глядя друг на друга, и им было очень страшно.

Время тянулось невыносимо медленно. Слух у них, казалось, обострился – Гарри замечал любой порыв ветра, любую хрустнувшую ветку. Что произошло? Где все остальные?

Наконец громкий треск возвестил им о приближении Хагрида. Малфой, Невиль и Клык шли позади. Хагрид был вне себя. Оказывается, Малфой подкрался сзади к Невилю и схватил его – просто так, шутки ради. Невиль в панике послал ракету.

– Ну, теперь нам уж точно ничего не поймать – такую вы там бучу подняли. Значит, так – меняемся. Невиль, ты останешься со мной и Гермионой, а ты, Гарри, иди с Клыком и с этим болваном. Ты уж извини, – добавил Хагрид шёпотом, наклонившись к Гарри, – но тебя ему так просто не напугать, а нам распутать это дело всё ж таки надо.

Таким образом Гарри пришлось отправиться в самую чащу леса с Малфоем и Клыком. Они шли не меньше получаса, углубляясь всё дальше. Следовать тропе стало почти невозможно, так тесно стояли стволы. Гарри казалось, что чем дальше они шли, тем чаще им попадались пятна крови. На корнях одного из деревьев кровь лежала особенно густо, как будто несчастное создание металось, страдая от боли, где-то поблизости. Сквозь переплетённые ветви векового дуба Гарри разглядел впереди небольшой просвет.

На земле что-то сияло ровным, ярким белым светом. Они подкрались поближе. Это и в самом деле был единорог, но он был уже мёртв. Гарри никогда не видел ничего более прекрасного и печального. Длинные, изящные ноги единорога были неловко подвёрнуты и торчали во все стороны – видно было, что он просто изнемог и рухнул замертво. Его жемчужно-белая грива разметалась по тёмной опавшей листве.

Гарри шагнул к нему, но тут поблизости раздалось шипение, и он прирос к месту. Куст, стоявший на краю поляны, задрожал… Из глубокой тени под деревьями появилась чья-то фигура в плаще, с головой, накрытой капюшоном, и поползла по земле – словно хищник крался за жертвой. Гарри, Малфой и Клык стояли, не шевелясь. Фигура в плаще достигла того места, где лежал единорог, наклонилась над зияющей раной на его боку и принялась пить его кровь.

Малфой страшно заорал и рванулся прочь, Клык – за ним. Существо в плаще подняло голову и поглядело прямо Гарри в глаза; блестящая кровь каплями стекала по его лицу. Оно встало и быстро пошло в сторону Гарри, который окаменел от ужаса. Небывалая, невыносимая боль пронзила его. Казалось, шрам у него на лбу загорелся. Ослеплённый, он попятился. За его спиной раздался стук копыт, кто-то перемахнул через него, взмывая высоко над его головой, и бросился на тёмную фигуру.

Не в силах унять боль в голове, Гарри опустился на колени. Прошло ещё несколько минут, прежде чем ему стало немного легче. Над ним стоял кентавр – не Ронан и не Бэйн, этот выглядел моложе. Он был чалой масти, с длинными светлыми волосами.

Кентавр не ответил. У него были поразительно голубые глаза, как два бледных сапфира. Он внимательно оглядел Гарри, задержав взгляд на шраме, который пылал на его лбу.

– Ты, должно быть, юный Поттер, – сказал он. – Необходимо вернуть тебя Хагриду. В лесу в такое время небезопасно – особенно для тебя. Умеешь ли ты ездить верхом? Так было бы скорее всего. Моё имя – Флоренций, – добавил он, подгибая передние ноги, чтобы Гарри смог забраться ему на спину.

Снова застучали копыта, и на поляну ворвались Ронан и Бэйн. Бока у них были в мыле и тяжело вздымались от скачки.

– Флоренций! – загремел Бэйн. – Что ты задумал? Ты несёшь на спине человека! Ты совсем потерял стыд! Уподобился обыкновенному мулу!

– Разве ты не видишь, кто это такой? – ответил Флоренций. – Это юный Поттер. Чем скорее он покинет лес, тем лучше.

– Что ты ему тут успел поведать? – прорычал Бэйн. – Или ты забыл, Флоренций, что мы поклялись не противопоставлять себя небесам? Разве не известно тебе, что сулит нам движение планет?

– Побуждений! Происходящее здесь никак не касается нас! Кентавры должны заботиться лишь о том, что нам предсказано! Негоже нам гоняться по лесу, как простым ослам, за заблудившимися людьми!

Флоренций, неожиданно обозлившись, встал на дыбы, так что Гарри пришлось ухватиться за его плечи, чтобы не упасть.

– А ты – видишь ли ты этого единорога? – загремел он, обращаясь к Бэйну. - Известно ли тебе, почему он погиб? Или, быть может, планеты держат это от тебя в секрете? Я восставил себя против мерзости, ползающей теперь по этому лесу; да, я встану против неё плечом к плечу с людьми, если потребуется!

Флоренций прянул и помчался прочь; Гарри держался за него из последних сил. Они устремились в лес, оставив позади Ронана и Бэйна.

Флоренций перешёл на шаг, предупредив Гарри держать голову пониже – на случай низко висящих ветвей – но на его вопрос так и не ответил. Они молча пробирались сквозь лес – так долго, что Гарри успел решить, что Флоренций с ним больше разговаривать не желает. Когда они подошли к одной особенно густой заросли, он неожиданно остановился.

– Только те, кому нечего терять, но есть что приобрести, решаются на подобное преступление. Кровь единорога помогает остаться в живых, даже если ты на волосок от смерти, но дорогой ценой заплатишь ты за это. Чтобы спасти себя, ты умертвил создание столь чистое и беззащитное, что проживёшь ты жизнь после этого лишь наполовину. Вся жизнь твоя проклята с того мига, как первая капля коснулась твоих губ.

– Но кто же это может быть в таком отчаяньи? – думал он вслух. – Уж лучше смерть, чем вечное проклятие. Ведь правда?

– Да, – согласился Флоренций, – но что, если тебе нужно всего лишь протянуть немного, пока ты не сможешь выпить нечто другое – что восстановит в тебе былую власть и силу, принесёт тебе бессмертие? Известно ли тебе, Поттер, что таится сейчас в подвале школы?

– Подумай – не знаешь ли ты, кто ждал многие годы возвращения своей силы, своей славы, кто цеплялся за жизнь, ловя любую возможность?

Сердце Гарри как будто стянуло железным обручем. В шорохе листьев вокруг он различил те слова, которые сказал ему Хагрид в ночь их первой встречи: "Кое-кто говорит, будто он умер. Брехня собачья, я так скажу. В нём, чтобы умереть, уже недостаточно человеческого было".

– Я-то в порядке, – крикнул Гарри, едва соображая, что он говорит. – Хагрид, единорог убит – он лежит там, на поляне.

– Пришло время мне тебя покинуть, – промурлыкал Флоренций, провожая глазами Хагрида, спешащего к единорогу. – Теперь ты вне опасности.

– Желаю тебе удачи, Гарри Поттер, – сказал Флоренций. – Прежде случалось, что движение планет было истолковано неверно, в том числе и кентаврами. Я льщу себя надеждой, что мы ошиблись и на этот раз.

Рон, не дождавшись их, уснул в тёмной общей комнате. Во сне он выкрикивал что-то о квиддиче и штрафных. Гарри грубо потряс его за плечо. Как только он начал свой рассказ о том, что произошло в лесу, сна у Рона не осталось ни в одном глазу.

Гарри не мог усидеть на месте. Он мерил шагами площадку перед камином; его всё ещё трясло.

– Снейпу нужен камень для Вольдеморта… Вольдеморт притаился там, в лесу… А мы-то думали, Снейп просто разбогатеть хочет…

– Перестань произносить это имя! – испуганно шептал Рон, словно опасаясь, что

– Флоренций меня спас, хотя ему и не стоило этого делать… Бэйн – он просто в ярости был… Он всё говорил про планеты, и что нельзя вмешиваться в то, чему суждено произойти… Должно быть, планеты предсказывают, что Вольдеморт вернётся… Бэйн считает, что Флоренций должен был позволить Вольдеморту меня убить…

– Теперь мне только ждать, пока Снейп украдёт камень, – горячо продолжал Гарри, – и тогда Вольдеморт придёт и меня прикончит… Ну что ж, хоть Бэйну будет какая-то радость…

– Гарри, все говорят, что Дамблдор – единственный, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. Пока Дамблдор здесь, Сам-Знаешь-Кто не посмеет тебя тронуть. И потом, кто знает, правы ли кентавры? Всё это очень напоминает ясновидение, а профессор Макгонагелл всегда говорит, что это исключительно неточная область чародейства.

Они не могли угомониться до самого рассвета, и в постель пошли, только когда окончательно вымотались, наговорившись до хрипоты. Но эта ночь преподнесла Гарри ещё одну неожиданность.

Когда Гарри откинул одеяло, под ним обнаружилась аккуратно сложенная накидка-невидимка. К ней была приколота записка: