Последний месяц, который Гарри пришлось провести в доме у Дурсли, радостным назвать было сложно. С одной стороны, Дадли теперь так боялся Гарри, что не хотел находиться с ним в одной комнате. С другой стороны, хотя дядя Вернон и тётя Петуния больше не запирали его в чулане, не заставляли его ничего делать, не орали на него – они при этом с ним вовсе не разговаривали. Наполовину в ярости, наполовину в ужасе, они вели себя так, как будто любой стул, на котором сидел Гарри, был на самом деле пустым. Бесспорно, во многих отношениях это определённо было улучшением, но через некоторое время начало действовать на нервы.

Гарри почти всё время проводил у себя в комнате со своей совой. Он решил назвать её Ядвигой ^[17]; это имя он откопал в "Истории Магии", и оно ему очень понравилось. Новые учебники были захватывающе интересными; читая их, он нередко засиживался допоздна, а Ядвига влетала и вылетала в распахнутое окно, когда ей хотелось. Хорошо, что тётя Петуния больше не приходила пылесосить – Ядвига любила приносить Гарри дохлых мышей. Каждый вечер, перед тем, как отправиться в постель, Гарри зачёркивал ещё одну клеточку на стенном календаре, и считал, сколько осталось до первого сентября.

В последний день августа он решился поговорить с дядей и тётей насчёт того, как ему добраться назавтра до вокзала Кингс Кросс. Он спустился вниз и прошёл в гостиную. Вся семья в полном сборе смотрела какую-то программу с вопросами и призами. Гарри прокашлялся, давая им понять, что он вошёл в комнату. Дадли завизжал и пулей вылетел в коридор.

– Мне надо сесть в поезд, который отходит в одиннадцать с платформы девять и три четверти.

Вот увидишь. Отвезём мы тебя на Кингс Кросс, так и быть. Твоё счастье, что мы и так в город собирались, ради тебя я бы не поехал.

На следующее утро Гарри проснулся в пять, и заснуть уже не смог – для этого он был слишком взволнован и обеспокоен. Он встал и нацепил свои джинсы. Ехать на станцию в школьной мантии он не хотел; переоденется в поезде. Потом он ещё раз проверил Хогвартский список, чтобы убедиться, что всё в порядке, подёргал замок на Ядвигиной клетке, и стал шагать по комнате из угла в угол, коротая время до того, как поднимутся Дурсли.

Два часа спустя тяжёлый сундук Гарри был погружен в багажник машины дяди Вернона, тётя Петуния уломала Дадли сесть назад вместе с Гарри, и они отправились.

К вокзалу Кингс Кросс они подъехали в половине одиннадцатого. Дядя Вернон шваркнул сундук на тележку и вкатил её в здание вокзала. Гарри едва успел подумать, что для него это было непривычно любезно, но тут дядя Вернон встал, как вкопанный, лицом к перрону, с ехидной ухмылкой на лице.

– Ну, дорогой мой, вот мы и пришли. Девятая платформа – десятая платформа. Твоя должна быть посерёдке, да вот жалость какая – её, кажется, не успели построить.

К сожалению, он был совершенно прав. Над ближайшей платформой висел большой пластиковый знак с цифрой девять; чуть подальше была платформа номер десять, а между ними не было ничего.

Гарри обернулся и увидел, как Дурсли сели в машину и укатили. Все трое хохотали, потешаясь над ним.

Гарри прошибло потом. Что же теперь делать? На него уже начали обращать внимание из-за Ядвиги. Придётся у кого-нибудь спросить.

Он остановил проходившего мимо контролёра, но упомянуть платформу девять и три четверти не осмелился. Контролёр никогда о Хогвартсе не слышал, а когда Гарри не смог ему объяснить, в какой части страны Хогвартс находится, начал терять терпение, как будто Гарри нарочно притворялся непонятливым. В отчаянии Гарри спросил, откуда отправляется одиннадцатичасовой поезд, но контролёр сказал, что такого поезда нет. В конце концов контролёр сердито отошёл, бормоча что-то про потерянное время. Гарри изо всех сил старался не впасть в панику. Если верить большим часам над расписанием, у него оставалось десять минут, чтобы найти Хогвартский поезд, а он всё ещё понятия не имел, где его искать; он стоял посреди вокзала совершенно один, с огромным сундуком, который ему было едва под силу приподнять, полными карманами волшебных денег и большой совой.

Наверное, Хагрид забыл сказать ему какой-нибудь секрет, вроде третьего кирпича слева в стене, скрывающей Диагонов переулок. Он уже подумывал достать свою волшебную палочку и постучать ею по кассе между девятой и десятой платформой.

Гарри мигом повернулся. Сказала это, похоже, полная женщина, обращаясь к четырем мальчикам с пламенно-рыжими волосами. Каждый из них толкал перед собой тележку с сундуком, и у них была сова.

С бьющимся сердцем Гарри со своей тележкой последовал за ними. Они остановились; встал и он, на почтительном расстоянии, но всё же так, чтобы их было слышно.

Мальчик, который на вид был старше остальных, направился к платформам. Гарри внимательно следил за ним, стараясь не моргать, чтобы ничего не упустить, но как только мальчик дошёл до решётки, разделяющей платформы девять и десять, его скрыла толпа вновь прибывших туристов, а когда рюкзак последнего из них наконец убрался с дороги, мальчик исчез из виду.

– Никакой я не Фред, я Джордж, – сказал мальчик. – О женщина, и ты ещё зовёшь себя матерью? Неужели не видно, что я – Джордж?!

Другой мальчик – его близнец – крикнул ему вслед, чтобы тот поторапливался, и это, похоже, подействовало; не прошло и двух секунд, как он тоже пропал. Но куда?

Третий брат бодро подошёл к решётке… вот он уже был почти рядом с ней… и вдруг он рядом с ней не был.

Она указала на последнего, самого младшего из своих сыновей. Тот был высокий и тощий, весь в веснушках, с большими руками, большими ногами и длинным носом.

– Не беспокойся, – сказала она. – Нужно просто идти к решётке между девятой и десятой платформой. Только не останавливайся, и самое главное, не бойся о неё удариться. Если волнуешься, иногда помогает немного разбежаться. Хочешь, иди следующим, а Рон за тобой.

Он пошёл к решётке. На него натыкались люди, спешащие к платформам девять и десять. Гарри ускорил шаг. Сейчас он в эту решётку как врежется… Вот шуму-то будет… Он налёг на тележку и затрусил ещё быстрее. Решётка всё ближе и ближе… останавливаться уже поздно, тележка неудержимо тянула его вперёд… вот сейчас… Он зажмурился и приготовился налететь на решётку.

Алого цвета паровоз стоял у платформы, забитой людьми. Над головой висела табличка: "Хогвартс – Экспресс – 11:00". Гарри оглянулся и увидел на месте решётки фигурную чугунную арку с надписью "Платформа девять и три четверти". Кажется, получилось.

Над гомонящей толпой вились клочья дыма, вылетавшего из трубы паровоза. Между ногами там и сям тёрлись разномастные кошки. Совы приветствовали друг дружку недовольным уханьем, перекрывая галдёж и скрип тяжёлых сундуков.

Первые несколько вагонов уже были до отказа забиты отъезжающими учениками. Некоторые вывешивались из окон, болтая со своими родными; другие дрались из-за мест. Гарри толкал свою тележку вдоль платформы в поисках свободного местечка.

Мальчик приподнял крышку небольшой коробки, которую он держал в руках, и оттуда высунулась длинная мохнатая нога. Ребята вокруг него завизжали.

Гарри продирался сквозь толпу, пока не нашёл пустое купе почти в самом хвосте поезда. Первым делом он положил туда Ядвигу, а потом принялся заталкивать свой тяжеленный сундук ^[18]. Он пытался втащить его вверх по ступенькам, но едва мог оторвать его от земли. Сундук дважды пребольно свалился ему на ногу.

Гарри сел к окну так, чтобы его почти не было видно, но сам он мог смотреть на рыжеволосую семью и слышать, что они говорят. Их мать как раз вытаскивала из кармана носовой платок.

Появился старший из мальчиков. Он уже переоделся в разлетающуюся чёрную Хогвартскую мантию, на груди которой Гарри заметил блестящий серебряный значок с буквой "П".

Они немедленно высунулись по пояс из окна, чтобы она смогла поцеловать их на прощание, а их младшая сестра принялась реветь.

Поезд тронулся. Гарри увидел, как мама мальчиков махала им рукой, а сестрёнка, наполовину в слезах, наполовину улыбаясь, бежала за поездом, пока он не разогнался – тогда она отстала и тоже замахала.

Гарри глядел на них, пока поезд не повернул. Мимо окон проносились дома. В груди у Гарри сидело какое-то приятное волнение. Он не знал, что его ждёт впереди – но оно было уж точно лучше, чем то, от чего он уезжал.

Гарри помотал головой, и мальчик сел. Он украдкой бросил взгляд на Гарри, но сразу же отвернулся и стал смотреть в окно. На носу у него всё ещё было пятнышко сажи.

– Гарри, – сказал второй близнец. – Мы, кажется, не представились. Фред и Джордж Уизли. А это наш братец Рон. Ну, тогда привет!

– Ага… То есть, здорово – а то я думал, что это очередная шутка Фреда с Джорджем, – сказал Рон. – А у тебя в самом деле есть… Ну, это…

– Ух ты, – сказал Рон. Он ещё немного посидел, не отрывая глаз от Гарри, а потом, словно внезапно осознав, что он делает, снова повернулся к окну.

Уизли, очевидно, и были одной из тех старых колдовских семей, о которых говорил бледный мальчик в Диагоновом переулке.

– Пятерых, – сказал Рон. Он почему-то помрачнел. – Я в семье шестой, кто идёт в Хогвартс. Можно сказать, на меня возложены большие обязанности. Билл и Чарли уже закончили. Билл был староста, а Чарли – капитан сборной колледжа по квиддичу. Теперь Перси префектом сделали. Фред и Джордж – они, конечно, хулиганят порядочно, но у них всегда хорошие отметки, и с ними всем всегда весело. Теперь они ждут, что у меня всё тоже будет отлично. А если и будет – ну и что, ничего такого, потому что они уже были первые. И мне никогда не достаётся ничего нового, с пятью-то братьями. От Билла ко мне перешла его старая мантия, от Чарли – палочка, а от Перси – старая крыса.

Гарри вовсе не считал, что когда нет денег на сову – это почему-то стыдно. У него-то никогда в жизни никаких денег не было, по крайней мере до прошлого месяца. Он так Рону и объяснил, а потом рассказал, как ему приходилось донашивать одежду за Дадли и какие подарки Дурсли дарили ему на дни рождения. Рон заметно повеселел.

– Просто я не знал раньше, что так не делают. Вот же я и говорю – мне ещё столько учиться… Спорим, – добавил он, пытаясь высказать то, что в последнее время очень его беспокоило, – спорим, я в классе буду хуже всех.

Пока они болтали, поезд уже проехал через предместья Лондона. Они неслись мимо зелёных лугов, на которых паслись стада коров и овец. Некоторое время они помолчали, глядя в окно на мелькающие поля и просёлки.

Примерно в половине первого в коридоре раздался ужасный лязг и грохот, и улыбающаяся женщина с ямочками на щеках распахнула дверь в их купе.

Гарри, который в тот день ещё не завтракал, сразу же вскочил, а у Рона опять покраснели уши, и он пробормотал, что у него с собой бутерброды.

Пока Гарри жил у Дурсли, ему никогда не давали денег на сладости, но теперь в карманах у него побрякивали монетки – и золотые, и серебряные, и он приготовился накупить столько батончиков "Марс", сколько в руках поместится. Но женщина батончики не продавала. На тележке были "Мармеладки Берти Боттс – на любой вкус", "Лучшая жевательная резинка Друбля", шоколадные жабы, тыквенные слойки, кексы в виде котлов, лакричные волшебные палочки и ещё много других странностей, которых Гарри никогда прежде не видал. Боясь что-нибудь упустить, он взял всего понемножку, и заплатил женщине одиннадцать серебряных сиклей и семь медных кнутсов.

– Да ладно тебе, возьми тогда просто так, – сказал Гарри, у которого впервые в жизни было что-то, чем он мог с кем-то поделиться – а если задуматься, то и кто-то, с кем поделиться хотелось. Ему было удивительно приятно сидеть рядом с Роном, поедая слойки, кексы, пирожки и конфеты. О бутербродах они больше не вспоминали.

– А это что такое? – спросил Гарри у Рона, указывая на пакетик с шоколадными жабами. – Там внутри ведь не всамделишные жабы, правда?

– Ах да, ты же не знаешь. В шоколадных жабах внутри всегда вкладыши, карточки… Ну, чтобы собирать, в коллекцию. Знаменитые колдуны и ведьмы. У меня уже штук пятьсот, но вот Агриппы нет. И Птолемея.

Гарри развернул шоколадную жабу и вытащил карточку. На ней был портрет пожилого мужчины. У него были очки в форме двух полумесяцев, длинный неровный нос, развевающиеся серебристые волосы, длинные седые усы и борода. Под картинкой было отпечатано имя – Альбус Дамблдор.

– Не может быть, чтобы ты и про Дамблдора никогда не слыхал! – отозвался Рон. - А можно мне тоже жабу? Вдруг всё-таки Агриппа попадётся… Спасибо.

Пользуется славой величайшего колдуна современности. Известен победой над чёрным колдуном Гриндельвальдом в 1945 году. Открыл двенадцать применений крови дракона. Также знаменит работами в области алхимии со своим коллегой, Николя Флямелем. В свободное время профессор Дамблдор увлекается камерной музыкой и кеглями.

– Ну, не станет же он там торчать весь день, – сказал Рон. – Вернётся, куда денется. А у меня опять Моргана. У меня её и так уже шесть. Хочешь, бери? Ты тоже можешь начать собирать.

– Да ну? Что, они совсем-совсем не двигаются? – удивился Рон. – Во дают! Гарри глядел на карточку. Дамблдор всунулся обратно в рамку и легонько улыбнулся.

Рона гораздо больше интересовали сами шоколадные жабы, чем вкладыши из серии "Знаменитые колдуны и ведьмы", а Гарри просто не мог на них насмотреться. Скоро к Дамблдору и Моргане прибавились Энгист Вудкрофтский, Альберих Грюннион, Цирцея, Парацельс и Мерлин. Он еле оторвался от друидки Клиэвны, которая ковыряла в носу, и вскрыл пачку "Мармеладок Берти Боттс на любой вкус".

– С этими поосторожней, – предупредил Рон. – Когда они пишут "на любой вкус", они и в самом деле имеют в виду любой вкус. Обычные там тоже есть – ну, лимонные, мятные, апельсиновые, но запросто можно попасть на печёнку. Или шпинат. Джордж утверждает, что у него была одна вкуса соплей.

Они изрядно повеселились над мармеладками на любой вкус. Гарри достались хлебная, кокосовая, фасолевая, клубничная, коричная, кофейная, шпротная, и он даже решился надкусить одну странноватую, серого цвета, от которой Рон наотрез отказался. Она была с молотым перцем.

Пейзаж за окном становился всё более диким. Подстриженные пастбища исчезли; вместо них за окном пролетали перелески, реки и тёмно-зелёные холмы. В дверь купе постучали, и к ним зашёл тот самый круглолицый мальчик, которого Гарри встретил на платформе девять и три четверти. Он едва не плакал.

– И чего это он так расстроился, не пойму, – сказал Рон. – Если бы мне с собой дали жабу, я бы её постарался потерять как можно скорее. Хотя – у меня Скабберс, так что кто бы говорил.

– Он сдохнет, никто и не заметит, – сказал Рон с отвращением. – Я его вчера хотел жёлтым сделать, чтобы он хоть чуть-чуть был поинтереснее, только заклинание не подействовало. Сейчас покажу…

Он покопался в своём сундуке и вытащил потрёпанную волшебную палочку. Местами от неё были отколоты щепочки, а на кончике проглядывало что-то блестящее.

Не успел он поднять палочку над головой, как дверь снова отворилась. В коридоре опять стоял мальчик, который потерял жабу, на этот раз в сопровождении девочки. На ней уже была Хогвартская мантия.

У неё был требовательный голос, копна пушистых каштановых волос и довольно большие передние зубы.

Рон взмахнул палочкой, но ничего не произошло. Скабберс был по-прежнему серым, и продолжал крепко спать.

– А ты уверен, что это настоящее заклинание? – спросила девочка. – Не очень-то оно хорошо действует. Я несколько простеньких чар попробовала, так, для разминки, и все отлично вышли. В моей семье никого колдовского нет, я так удивилась, так удивилась, когда письмо получила, но я, конечно, сразу очень-очень обрадовалась, ещё бы, потому что это ведь самая лучшая школа для ведьм, какая только есть на свете, так все говорят, я все-все учебники уже наизусть знаю, только бы это пригодилось – да, кстати, я Гермиона Грейнджер ^[20], а вас как зовут?

Гарри посмотрел на Рона и с облегчением заметил, что, судя по его обалделому выражению лица, он тоже ещё не выучил наизусть учебники.

– В самом деле? – воскликнула Гермиона. – Я про тебя всё-всё знаю, разумеется - я ещё несколько книг взяла, для дополнительного чтения, и про тебя есть в "Новейшей истории магии", и в "Расцвете и падении чёрных искусств", и в "Главных колдовских событиях двадцатого века".

– Ну да, как же ты не знаешь, да если бы я была на твоём месте, я бы уж всё разузнала, – сказала Гермиона. – Вы кто-нибудь уже знаете, кто в каком колледже будет? Я тут спрашивала, я думаю, что хорошо бы попасть в Грифиндор, про него лучше всего отзываются; я читала, что сам Дамблдор его заканчивал, но Равенкло тоже звучит вполне прилично… Ну, нам пора идти дальше искать жабу Невиля. А вам неплохо бы уже переодеться, я так считаю, что мы уже подъезжаем.

– В какой бы колледж я ни попал, только бы не в тот, в котором она, – сказал Рон, швыряя палочку обратно в сундук. – Не заклинание, а барахло. Мне его Джордж рассказал, а сам, небось, знал, что оно не работает.

– Все в Грифиндоре, – сказал Рон. Он снова был чернее тучи. – И мама оттуда, и папа. Если я туда не попаду, я уж и не знаю, что они тогда скажут. Наверное, Равенкло и в самом деле не так уж плохо. А представь, определят меня в Слизерин…

– Слушай, у Скабберса, кажется, кончики усов немного посветлели, – сказал Гарри, чтобы отвлечь Рона от размышлений о колледжах. – А чем твои братья занимаются после школы?

– Чарли сейчас в Румынии, работает с драконами, а Билл в Африке, что-то там для Гринготта, – ответил Рон. – Да, а про Гринготт-то слыхал? И в "Вечернем пророке" было – хотя, конечно, у муглей об этом вряд ли напишут. Кто-то пытался ограбить секретный сейф.

– Ничего, оттого-то все так и прыгают. Не смогли поймать. Папа говорит, что это, должно быть, очень сильный чёрный колдун, иначе в Гринготт не проникнешь, но ничего не пропало, вот что странно. Всё равно, все страшно напуганы. Они всегда пугаются, когда что-нибудь такое случается, потому что вдруг это Сам-Знаешь-Кто.

Гарри вертел новость так и сяк у себя в голове. Теперь и у него начало неприятно покалывать внутри каждый раз, когда упоминался Сам-Знаешь-Кто. Он решил, что это просто необходимая часть волшебного мира, но ему было бы гораздо удобнее продолжать говорить "Вольдеморт" и не бояться.

И тут Рона понесло. Он всё рассказывал, и дополнял, и объяснял – про четыре мяча, про разных игроков, про то, на какие известные матчи он ходил с братьями, и какое помело он бы себе купил, если бы у него было много денег... Рон как раз посвящал Гарри в наиболее запутанные аспекты игры, как дверь в купе раскрылась ещё раз. Только это не был Невиль, потерявший жабу, или Гермиона Грейнджер.

Вошли три мальчика, и среднего из них Гарри сразу же узнал – это был тот самый, бледный, из ателье. Теперь он рассматривал Гарри с гораздо большим интересом, чем тогда в Диагоновом переулке.

– Это правда? – спросил он. – По всему поезду ходят слухи, что в этом купе сидит Гарри Поттер. Это, значит, ты и был?

– Да, – сказал Гарри. Он глядел на двух других мальчиков. Оба были плотного сложения, и выглядели крайне злобно. Они стояли с обеих сторон бледного мальчика, как телохранители.

– Тебе что, слишком весело стало? Про тебя-то и спрашивать нечего. Отец мне уже объяснил – Уизли за версту видать. Рыжие, конопатые, и детей всегда больше, чем они могут себе позволить.

– Ты скоро поймешь, что есть колдовские семьи, которые куда лучше, чем некоторые прочие, Поттер. Тебе не пристало дружить с кем ни попадя. Я тебе могу помочь, ясно?

– На твоём месте я бы поостерёгся, Поттер, – медленно произнёс он. – Если не станешь повежливей, смотри, как бы с тобой не случилось то же самое, что и с твоими родителями. Они тоже не знали, с кем и как себя надо держать. Будешь водиться со всякой шушерой вроде Уизли или этого Хагрида – сам замараешься.

– Давай вали, а то получишь, – сказал Гарри, напустив на себя храбрый вид. На самом деле Краббе и Гойл были гораздо больше его с Роном.

Гойл потянулся к шоколадным жабам. Рон прыгнул на него, но не успел он ничего сделать, как Гойл вдруг оглушительно заверещал.

Скабберс свисал у него с пальца, запустив свои мелкие острые зубы глубоко в мякоть. Краббе и Малфой отшатнулись, а Гойл вертел крысой во все стороны, пытаясь её стряхнуть, и орал. Наконец Скабберс разжал челюсти, отлетел и шмякнулся в оконное стекло, а вся троица в одно мгновение вылетела в коридор. То ли они решили, что среди сладостей притаились ещё полчища крыс, то ли услышали шаги – в дверь уже входила Гермиона Грейнджер.

– Слыхал я об этой семейке, – мрачно сказал Рон. – Они были чуть ли не самые первые из тех, кто обратно к нам переметнулись, когда Сам-Знаешь-Кто исчез. Всё жаловались, будто он их зачаровал. Только мой папа в это не верит. Он говорит, что старшему Малфою никакие чары не нужны, чтобы на Чёрную сторону перейти.

– Вы бы лучше переоделись, да побыстрее, я только что ходила в голову поезда, и кондуктор мне сказал, что мы уже почти приехали. Вы тут уж не драться ли задумали? Мы ещё и доехать не успели, а вы уже безобразничаете!

– Ничего мы не дрались, это всё Скабберс, – сказал Рон нахмурившись. – А теперь как насчёт отсюда удалиться и дать нам спокойно переодеться?

– Ну и ладно! Я вообще только потому зашла, что в коридоре какой-то ужас творится, все носятся, как угорелые, ну просто дети малые, – наставительно сказала Гермиона. – А у тебя, между прочим, сажа на носу.

Гарри выглянул в окно. Уже темнело, небо стало тёмно-лиловым, вдали были видны горы. Поезд заметно сбавлял ход.

Они с Роном скинули свои курточки и влезли в длинные чёрные мантии. Мантия Рона была ему коротка – из-под неё выглядывали кроссовки.

У Гарри снова засосало под ложечкой от волнения, а Рон побледнел, отчего веснушки выступили ещё сильнее. Они распихали остатки конфет по карманам и протолкались в коридор, уже набитый людьми.

Они приближались к месту своего назначения. Поезд шёл всё медленнее и медленнее, и наконец остановился. Все высыпали на крошечную, тёмную платформу. Холодный ночной воздух забирался Гарри под мантию. Вскоре над головами учеников заплясал огонёк фонаря, и Гарри услышал знакомый говор:

Оскальзываясь и спотыкаясь, они потянулись за Хагридом вниз по крутой узкой тропке. По обеим сторонам была уже кромешная тьма. Гарри подумал, что лес здесь, должно быть, очень густой. Никто не разговаривал, только Невиль, мальчик, который потерял жабу, шмыгал носом.

Тропинка внезапно оборвалась на берегу большого тёмного озера. На другой стороне, на верхушке высокой горы, раскинулся замок с множеством сводов и башенок, в его окнах блестели огоньки, перемигиваясь со звёздным небом.

– По четыре на лодку, не больше! – сказал Хагрид, указывая на целую флотилию маленьких лодок, покачивавшихся в воде у берега. Вслед за Гарри и Роном в их лодочку залезли Невиль и Гермиона.

Лодки одновременно снялись с места и заскользили по озеру, гладкому, как зеркало. Все молчали, глядя на замок. Чем ближе они подплывали, тем более грандиозным он казался, нависая над скалой, на которую они держали.

– Пригнуться! – скомандовал Хагрид, когда первая лодка достигла скалы; они пригнулись, и лодочки пронесли их сквозь заросли плюща, скрывавшие широкий проём в каменной стене. Потом они проплыли по узкому тёмному коридору, который, казалось, уводил их всё глубже под замок, пока наконец не остановились в подземной бухте. Все выбрались на каменистый берег.

– Тревор! – вскричал Невиль с блаженным выражением на лице, протягивая руки. Потом, следуя за фонарём Хагрида, все карабкались по ступенькам, вырубленным в скале, которые вывели их на влажный ровный луг в тени от замка.